Перед нами подробная военная карта финского Генштаба 1930-х годов. В её правой части между Куоккалой и государственной границей по реке Сестре раскинулось значительное болото Понтуса («Pontus suo»). Вот еще одна расхожая легенда здешних мест.

Фрагмент карты финского Генштаба 1930-х годов

Едва ли не в каждом краеведческом очерке о наших местах непременно есть упоминание о мостах, гатях, болоте Понтуса. Иначе чем перлами эти сведения и назвать трудно: «Следы похода войск знаменитого шведского полководца Понтуса Делагарди на Московию были обнаружены на болоте к северу от Куоккала. «Мосты Понтуса» – мощные гати, проложенные в XVI веке для перевозки тяжелых орудий, сохранились под толстым слоем мха до наших дней» (Балашов Е.А. «Карельский перешеек. Земля неизведанная» часть I, с.157, СПб,  2008). Со ссылкой на финские источники («Kivennapa. Kylästä kylään», Hämeenlinna, 1989) в другом месте автор дополняет: «На ручье Сомерико (этот ручей протекает севернее нынешнего поселка Ленинское) были найдены остатки каменного моста. Севернее станции Куоккала (ныне Репино) небольшое болото прежде носило имя Понтуса, так как через него шла гать для перевозки пушек на другую сторону границы» (с.17).

Ему вторят составители сборника «История Сестрорецка и его окрестностей»: «Шведы…построили на Карельском перешейке новые дороги и мосты. Каменные остатки одного из них сохранились севернее поселка Ленинское, а севернее поселка Куоккала (ныне Репино) когда-то было болото Понтуса, названное так потому, что шведы построили здесь дорогу через это болото для перевозки пушек на другую сторону границы» (Л.И.Амирханов, Р.Н.Гараева «Приневье и Карельский перешеек до Петра I» в сб. т. I, c. 47).

Легенда, конечно, красивая, но действительности соответствует мало, вернее, для наших мест совсем не соответствует. Указанное болото, теперь именуемое на туристских картах «болото Просечное», существует и поныне. Ничего примечательного из себя оно не представляет, обычная мшистая местность, покрытая хилым смешанным лесом из сосен и берез. Кое-где можно обнаружить островки болотистого вида, которые только в сильные дожди покрываются небольшим слоем воды, но остаются при этом вполне проходимыми. В былые времена это болото больше соответствовало своему названию, но только не сегодня, когда оно превратилось в сухую болотистую местность.

Вот фрагмент обычной туристской карты (1993г.) с «болотом Понтуса (Просечное) и старой «Йоутсельской дорогой» (участок Репино-Ленинское)

Но легенда о «болоте Понтуса» вызывает немало недоуменных вопросов. Скажем, непонятно зачем понадобилось шведам строить на нем гати или дороги, когда по окраине этого болота лежит удобная возвышенная местность, по которой к реке Сестре (бывшей границе) можно добраться значительно быстрее и комфортнее, чем через болото. Да и даже в те далекие времена тут вероятно были какие-либо лесные дороги к границе. Трудно себе представить, что шведские военачальники были с садистскими наклонностями, поэтому и загоняли своих солдат в болото, да еще видимо с пушками и обозами. При этом наслаждались, прогуливаясь по берегу этих топей болота, наблюдая за мучениями своих изможденных солдат, строивших из бревен гати и тащивших по ним тяжелые пушки и военные обозы. А ведь если внимательно взглянуть на карту, хоть современную, хоть старую, то с удивлением обнаруживаешь, что местами граница подходила едва ни на сотню метров к «Йоутсельской дороге». Тут даже самому несообразительному становится ясно, что никаких гатей, никаких новых дорог к границе шведам и не потребовалось бы прокладывать, а уж в болото точно лезть было ни к чему. Если бы шведы вздумали здесь переходить границу. Только вот в эти болота шведов загоняли не их командиры, а кабинетные историки, сочинявшие для потомков разные бабушкины рассказы и дедушкины легенды.

Что же касается ручья Сомерико (ныне Сорочий), то он как раз пересекает эту упомянутую проезжую дорогу, так что мост через него был построен местными жителями и без помощи военных шведских строителей. А вот что они для одного перехода через ручей воздвигли крепкий каменный мост, затратив на него явно не менее нескольких дней, то честь им и хвала, казалось бы. Хоть некоторые краеведы продолжают утверждать, что сохранились его каменные остатки, в этом они, к сожалению, заблуждаются. Не моги никак сохраниться эти остатки, поскольку давно ручей лег в трубу, и по нему пролегло вполне удобное асфальтированное шоссе.

Главный же вымысел местных легенд состоит в том, что не строил Понтус со своим воинством здесь никаких мостов, как бы не рекламировали его благодеяния некоторые историки и краеведы. Для этого достаточно немного заглянуть в историю Ливонской войны и в биографию одного из главных её героев – Понтуса Делагарди, именуемого в русских летописях прозвищем Пунца. А заодно и в биографию его сына – Якоба Понтуса Делагарди, поскольку он тоже бывал на Карельском перешейке.

Понтус Делагарди (швед. Pontus De la Gardie) (1520–85), как известно, был шведским полководцем и дипломатом. А также губернаторомЭстляндии (1574–75), Лифляндии и Ингерманландии (1583-85). Он принадлежал к старинному французскому роду, известному с XIII века, и родился в южной Франции. Заметный авантюрист своего времени. Воевал и во французской армии, и в Шотландии, Дании. В сентябре 1565 года во время штурма датчанами Варберга Понтус был ранен и взят в плен шведами, на службу к которым и перешел. У шведских королей и снискал он наибольшую славу. Участвовал в заговоре герцога Финляндского Юхана против его брата, короля Эрика XIV, хотя и получил от того в 1568 году должность гофмаршала. А после его свержения возвысился и при новом короле Юхане III. В войне с Данией попал в плен к своим бывшим союзникам.

В награду за долгий плен король Юхан пожаловал ему титул барона Экхольма и позволение пользоваться в Швеции своим фамильнымгербом. В 1580 году, после службы в Эстляндии и успешного выполнения многих дипломатических поручений, Делагарди удостоился чести стать родственником короля и сочетаться браком с его внебрачной дочерью Софией.

Способности Делагарди были замечены ещё Эриком XIV, который задействовал Понтуса на дипломатическом поприще. В 1566 году, в самый разгар Северной семилетней войны, король отправил Делагарди во Францию со специальным поручением, которое Делагарди успешно выполнил. В 1573 году он был назначен командующим шведскими войсками в Прибалтике, а в следующем году получил еще и пост губернатора Эстляндии. Воевал против русских войск Ивана Грозного. С 1580 года ему вновь было доверено командование шведскими войсками в возобновившейся в 1577 году войне с русскими.

В конце октября 1580 года Понтус Делагарди вышел с войском из Выборга с семитысячным войском и артиллерией подступил к городу и 26 числа осадил город Корелу – главный опорный пункт русских на Карельском перешейке и в Северном Приладожье. К 4 ноябряшведы подтянули пушки и начали бомбардировку крепости. В результате пожаров деревянные стены крепости были разрушены, и уже на следующий день гарнизон сдался. Весь Корельский уезд оказался под властью Швеции. В честь победы Понтуса Делагарди и присоединения Кексгольмского округа Финляндия получила в 1581 г. титул Великого княжества. В Кореле, ставшей Кексгольмом, был оставлен гарнизон, а остальные силы шведов вдоль побережья Ладожского озера пошли к Орешку, сооружая по дороге гати. Говорят, что от этого похода близ Всеволожска тоже остались «понтусовы» или «шведские» мосты.

Понтус Делагарди

Делагарди сразу не смог взять Орешек, но, организовав её блокаду, по льду Финского залива повёл своё войско в Эстляндию. Уже в первых числах марта 1581 г. Делагарди захватил два замка – Раквере и Тоолсе в Эстляндии, а за первую половину  года полководец овладел рядом крепостей, практически полностью очистив эту область от русских гарнизонов.

В августе 1581 году Делагарди по Финскому заливу и реке Нарове на кораблях прибыл к крепости Нарва и в короткий срок взял штурмом. Потом он прошелся по Ижорской земле и занял крепости Ивангород, Ям и Копорье. И снова вернулся к Орешку, где продолжалась безуспешная осада Орешка. Штурм Орешка, предпринятый Понтусом осенью (начало сентября-начало ноября) 1581 года, окончился очередной неудачей. Подошедший русский военный отряд заставил Делагарди снять осаду Ореховской крепости и отступить в Карелию. Только ухудшившаяся внутренняя и внешняя политическая обстановка заставили царя Ивана IV остановить боевые действия и в 1583 годупойти на невыгодное Плюсское перемирие, в подписании которого участвовал и Понтус Делагарди.

За свои заслуги Делагарди был назначен наместником Лифляндии и Ингерманландии, а через два года, в 1585-м, получил должность членариксрода. В ноябре того же года лодка, в которой находился Делагарди, перевернулась, и знаменитый полководец утонул в реке Нарова вместе с восемнадцатью своими спутниками. Полководец был похоронен в Домском соборе Ревеля (современный Таллин) рядом со своей женой, умершей в 1583 году.

Понтус Делагарди, как говорят исследователи, сделался настоящим фольклорным героем среди местного населения – карел, ижор и води, по землям которых он прошёл с войсками в 1580-82 годах. В устных сказаниях жителей Карельского перешейка и Ингерманландии Понтус представал волшебником, которому всегда и во всём помогает нечистая сила. Передававшиеся из уст в уста легенды о Понтусе записывали у ижор ещё в XIX и XX веках. Например, известна историческая ижорская песня «Военный поход Понтуса».

Имя героя запечатлелось и в финско-карельско-ижорской топонимике, почему во многих местах Карельского перешейка и сохранились названия, связанные с именем Делагарди: «Мосты Понтуса» (фин. Pontuxen sillat), «Гати Понтуса», «Рвы Понтуса» и пр. Для тех мест, через которые проходила армия Делагарди, такие топонимы могут быть вполне уместными, поскольку хоть как-то подкреплены исторической логикой. Скажем, одна из гор недалеко от посёлка Токсово, на которой по преданию в 1581 году находился лагерь Делагарди, среди финскогои ижорского населения долгое время сохраняла название «Гора Понтуса» (фин. Pontuxen mäki). К юго-востоку от Токсовских высот в болотах также сохранились Понтусовы гати (Сыров А. «Токсово», СПб, 1998). «Близ Всеволожска – у Кяселево – также остались «понтусовы» или «шведские» мосты, остатки которых местные жители показывали еще в начале ХХ века» (Л.И.Амирханов, Р.Н.Гараева «Приневье и Карельский перешеек до Петра I» в сб. т. I, c. 45). В книге «Санкт-Петербург в конце своего первого столетия» Г. фон Реймерс еще в 1805г. упоминал про деревянную «лестницу Якоба» (Делагарди) (с.503), ведущую на вершину высокой горы.

А вот другой пример с такой логикой расходится. Развалины крепости Кивинебб (Кивеннапа) возле современного посёлка Первомайскоетакже именовались у местного населения «Понтусова Крепость» (фин. Pontuxen linna). Мол, это, видимо, указывает на попытку полководца восстановить её после разгрома русскими войсками. Только вот Делагарди в своей насыщенной деятельности жизни вряд ли специально посещал Кивеннапу, чтобы обсудить планы её восстановления. По крайней мере, документальных подтверждений этому не имеется.

Некоторые легенды, живущие до сих пор, явно недостоверны, но продолжают бытовать даже в краеведческой литературе. Например, вестник Всеволожского краеведческого музея передаёт легенду о связи имени Понтуса Делагарди с историей Красного замка – древнего строения в Румболовском парке. Как будто, полководец вместе с войском молился в замке, бывшем тогда, якобы, придорожной кирхой, перед походом к городу Орехову в 1556 году. Однако, в это время Делагарди ещё не состоял на шведской службе. Если же даже перенести действия легенды на 1580-е годы сомнения остаются, поскольку тогда эта местность принадлежала России.

Такая же надуманная легенда связана и с «Болотом Понтуса» севернее Репина, и с «мостом Понтуса» через ручей Сомерико. Здесьнапрашивается вопрос: как и зачем этот Понтус оказался в наших краях? Объяснение примерно такое. Мол, Понтус вел войско по прибрежной дороге из Выборга и в Куоккале решил свернуть на старую русскую дорогу, поэтому и пришлось ему форсировать местные болота, речки и ручьи. И куда он мог идти этой дорогой? В анналах истории о таком походе Делагарди просто не известно. Да и какая дорога могла проходить вдоль побережья и что она могла связывать? Выше уже говорилось, что население даже в конце XVI века здесь было незначительное, поселений практически не было, наиболее значимым был лишь Выборг (основанный в 1293г.). Так что если и была какая-то дорога вдоль побережья, то исключительно местная, малоезженая, никак не предназначенная для перемещения по ней войск с артиллерией и обозами. И все же, если представить, что такой поход мог быть, то и на всей дороге от Выборга до Куоккалы должны были остаться какие-то следы мостов и гатей Понтуса, но их почему-то нет и в помине.

Спрашивается, зачем надо было строить здесь гати и мосты, изнурять людей и коней, если из Выборга на Орешек мимо будущего Петербурга издавна шел более прямой и короткий, а, главное, хорошо освоенный тракт, та самая Старая русская дорога, по которой и до Понтуса и после него с военными целями ходили друг на друга то шведы, то русские. Двигать именно по ней войско было бы много разумнее, чем тащить его через болота Куоккалы. Можно, конечно, предположить, что зять короля подошел со своим войском из Выборга на кораблях, которые причалили к куоккальскому берегу, откуда Понтус и двинулся к заветному тракту. Это несколько более логичная версия, но не совсем. Что, в этом случае мешало Делагарди идти с флотом прямо к Неве, подойти ближе к Орешку и высадиться в удобном месте? Этот маршрут намного бы сохранил сил и здоровья его солдатам. Но, как ни странно, полководец выбрал самый тяжелый и изнурительный вариант похода. Ответ, однако, лежит на поверхности. Понтус Делагарди шел из Выборга сначала на Корелы, а оттуда ходил к Орешку. И в наших местах ему просто нечего было делать, поскольку они лежали далеко в стороне от маршрутов передвижения его армии.

Конечно, «болоту Понтуса» и мостам его имени можно попробовать найти и другое объяснение. Мол, оно так названо не в честь отца Понтуса Делагарди, а в честь его, не менее знаменитого сына Якоба Понтуса Делагарди (1583–1652). В народных преданиях, как предполагают, образы отца и сына часто сливаются воедино или меняются местами. Но вряд ли и Якоб когда-либо посещал «фамильное» болото.

Яакко Пунтус де ла Гарди (Якоб Понтуссон Делагарди, швед. Jаkob Pontius de la Gardi) (1583-1652) – знаменитый шведский военачальник, граф. Рано потеряв родителей, он провел детство у родственников в Финляндии и Эстляндии. Мать Якоба София Юлленельм, умершая вскоре после его рождения, была побочной дочерью шведского короля Юхана III. Таким образом, Якоб был не только племянником другого короля,Карла IX, но и сводным братом еще одного короля, Сигизмунда III. По достижении 18 лет он был произведен в полковники и принял участие в войне с Польшей. В 1601 г. Делагарди попал в плен и провел в нем четыре года. В 1605 уехал на службу к наместнику Нидерландов принцу Морицу Оранскому. Вернувшись в Швецию, получил звание генерал-лейтенанта и был назначен королем Карлом IX командиром 15-тысячногошведского вспомогательного корпуса и направленного в Россию для оказания помощи правительству московского царя Василия Шуйского против поляков и Лжедмитрия II по условиям договора, заключенного в Выборге в феврале 1609 г.

В марте 1609 г. Якоб Делагарди прибыл в Выборг, откуда начал свой поход в Россию. И опять же вряд ли шведы шли нехожеными тропами через территорию Куоккалы, которая никак не лежала на их пути, а двигались все тем же старым русским трактом, соединявшим Новгород с Выборгом. Есть сведения, что шведский 5-ти тысячный отряд был встречен русскими на тракте у пограничной реки Сестры, откуда соединенное войско проследовало через Токсово и Рябово к Орешку. Собственно финские подразделения армии Делагарди составляли около 40% от общего количества, остальные были наемники, набранные по всем европейским странам. Состоявшая из профессионалов армия Делагарди обладала высокими боевыми качествами, но ее моральные качества были невысоки. Ее пребывание в России было ознаменовано не только победами и поражениями, но и неповиновением и массовым дезертирством и переходами на сторону противника. Тем не менее, весной шведы подошли к Новгороду, помогли русскому воеводе М.В.Скопину-Шуйскому разбить поляков у Твери, освободить Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, а в марте 1610 г. войска Делагарди и Скопина-Шуйского торжественно вошли в Москву. 18 марта царь Василий Шуйский устроил прием в честь Делагарди в Грановитой палате.

Якоб Делагарди. 1606

24 июня 1610 г. у села Клушина русско-шведская армия потерпела поражение от поляков. Делагарди заключил с польским гетманом С.Жолкевским соглашение и с небольшим отрядом ушел в Финляндию, в Выборг. По утверждению шведского историка Иоганна Видекинда, Делагарди «послал в Выборг предписание комиссарам задержать все находящиеся там русские торговые суда – и по продаже их груза употребить вырученные деньги на уплату жалованья войску, и что он сам также задержал на Неве два нагруженных солью судна и, захватив еще несколько тысяч бочек соли». По Выборгскому договору только русская Приладожская Карелия, в том числе и город Корела, должна была отойти к Швеции. Однако местное население отказалось признать этот договор, и шведам пришлось в 1610 г. силой оружия подчинять себе эти земли. Делагарди отправился с войском – через Вуоксу – к Кореле. В сентябре 1610 г. шведские войска осадили Корелу, но только 2 марта 1611 г. небольшой русский гарнизон был вынужден сдать город шведам. Опять же Куоккалу шведы в те годы явно не посещали.

Летом 1611 г. Делагарди стал захватывать русские северо-западные города, взяв Ладогу, вновь подошел к Новгороду и покорил его штурмом. Это оказалось началом открытой шведской интервенции на северо-западе России. Он заставил новгородские власти подписать с ним договор, по условиям которого новгородцы признавали шведского короля своим покровителем, а также обещали избрать одного из его сыновей великим князем Новгородского государства, а также Московского и Владимирского государств, если они захотят присоединиться к Новгороду. Делагарди обещал им военную помощь против поляков, но подписав этот договор, он не спешил на помощь русскому ополчению, а остался в Новгороде. Он всеми силами пытался добиться избрания на русский престол шведского принца и брата короля Карла Филиппа и стать создателем новой правящей династии в России. Затея провалилась после избрания Михаила Романова на царство.

В качестве эксперта Делагарди принял участие в русско-шведских переговорах 1616-17 гг. и поставил свою подпись под тяжелейший для России Столбовским договором, по условиям которого его войска в марте 1617 г. оставили Новгород. По этому договору Россия почти на столетие лишилась выхода к Балтийскому морю, а Швеция получила не только Карелию, но и Ингерманландию. И её первым генерал-губернатором стал завоеватель Карелии Якоб Делагарди, которого король возвёл в графское достоинство и наградил крупными земельными владениями. Период правления Делагарди продолжался до 1630 г.

По некоторым сведениям, именно с пребыванием Якоба Делагарди в России связана топонимика Ижорской земли («мост Понтуса» и «Понтусова гора» во Всеволожском районе). Но, как видим, в районе Куоккалы он вовсе не появлялся, так что «болото Понтуса» и «мост Понтуса» в этих краях названо явно не в его честь. Это всего лишь плоды местного народного фольклора.

1.7. Был ли некий Сюстербек предшественником Сестрорецка?

Еще одно поселение считается старым в наших местах. Это районный город Сестрорецк, построенный, как известно, вокруг Оружейного завода времен Петра I. Сестрорецким краеведам и историкам не дают, однако, покоя «древние» деревни Куоккала и Терийоки, Хаапала и Пухтола. Они изыскивают возможность удревнить историю столицы Курортного района за счет более старых поселений, имевших место быть в устье реки Сестры. Несомненно, такие поселения явно были в этих местах, но они чем-то не устраивали местных исследователей. В этом вопросе они пошли другим путем, но, не имея достаточных документальных обоснований, приступили к созданию своей собственной легенды о предшественнике Сестрорецка.

Приведем категорическое утверждение главного специалиста по местным топонимам Е.Балашова: «Уже в XVII веке на берегу Сестра-реки находилась гавань и торговое поселение (ярмарка). Это местечко имело тогда шведское название Сюстербэк, что в переводе означает Сестра-река. Но местное финское население произносило непривычное для них шведское слово Сюстербэк коротко – Пекки или Пякки»(Балашов Е.А. «Карельский перешеек. Земля неизведанная» часть I, с.94, СПб, 2008). Откуда он почерпнул такие сведения для нас, да и не только, остается полной загадкой. Ссылки на документальный первоисточник автор, как всегда, не приводит, что всегда, и в этом случае тоже, вызывает законное сомнение. Но попробуем поискать этот источник.

В Приложении 1 к сборнику «История Сестрорецка и его окрестностей» (т. 1, с. 151, СПб, 2006) дается хронология основных исторических событий Сестрорецкого оружейного завода и селения Сестрорецк, в которой утверждается: «1643. Первое упоминание селения Сестербек. В 1643 году город Выборг жаловался проходившему в Стокгольме Рейхстату, что жители Ньюэнсканца (Ниеншанца), прибрав к своим рукам всю торговлю Кексгольма, доходят до такой дерзости, что ведут торг даже на границах Выборгского округа, заведя ярмарку в Систербеке, отчего город Выборг терпит большой ущерб в промыслах и торговле. 1644, 30 июля. Указ шведской королевы Христины о запрещении и прекращении ярмарки в Систербеке». Вероятно эти выписки из каких-то старых шведских хроник имел ввиду Е.Балашов. Но опять же, никаких документов в обосновании приводимых данных составителями сборника не указывается. Вырванные же из какого-то текста отрывки информации ответа на главный вопрос так и не дают. Более того эти сообщения совершенно не утверждают, что указанный Систербек располагался на побережье Финского залива, на месте будущего Сестрорецка.

Заглянем в «свободную энциклопедию Википедию»: «До Петра 1 на месте Сестрорецка стояла шведская деревня Систербек. В 1703 годуздесь состоялся «Бой на реке Сестра», одно из сражений Северной войны, в которой царь разгромил шведскую армию, командующий которой, генерал Крониорт, спешно отвёл войска к Выборгу. Чтобы закрепить позиции за собой, в деревне Систербек расквартировали русские полки, а в 1706 году рядом, на берегу Финского залива приступили к строительству гавани». Среди ссылочных документов, которые использовала Википедия, упоминаются и труды Е.Балашова. Здесь легенда уже обрастает подробностями, но убедительней от этого не становится. О «Бое на реке Сестра» поговорим ниже, разберемся сначала с Систебеком, чтобы все было понятно. Связано оно, несомненно, с рекой Сестрой.

Из Википедии: «Сестра (швед. Systerbäck, фин. Rajajoki, Siestarjoki) – река на Карельском перешейке, вытекает из болот в районе посёлкаЛесное и впадает в искусственное водохранилище озеро Сестрорецкий Разлив, сливаясь с Чёрной речкой. Первоначально впадала непосредственно в Финский залив в нескольких километрах к северу от Сестрорецка, в районе нынешнего устья Малой Сестры. В 1817 годурусло было отведено».

Более подробнее об этом топониме рассказывает Е.А.Балашов: «Впервые Сестра-река стала пограничной еще в 1323 году, когда на Ореховом острове между шведами и новгородцами был заключен Ореховецкий мирный договор, определивший первую официальную границу древнерусского государства на северо-западе. Вероятно, с тех времен Сестра-река и получила у жителей шведской Карелии свое второе имя – Рая-йоки, что в переводе с финского и означает «Пограничная река». К сожалению, до нас не дошло точных данных о первоначальном карельском названии этой реки, но из текстов Ореховецкого договора явствует, что шведы называли ее Сюстербэк, а новгородцы – Сестрея. Некоторые исследователи полагают, что в основе названия реки лежит карельское слово siehtari (черная смородина), отсюда Siestaroja либо Siestarjoki» (Балашов «Карельский перешеек…» часть I, с.66). Вполне возможно, что это название было связано с темным цветом речной воды. Предполагается, что именно так – Сиестар-йоки – в древности именовалось главное русло реки, в отличие от другого русла или притока Сиес-йоки, вытекавшего из озера Сиес-ярви (с 1951г. этот ручей носит имя Брат, а озеро – Люблинское). Есть мнение и о славянском и даже латинском происхождении названия реки Сестры.
Река Полна (Сестра) на карте Скандинавии                 Река Полна (Сестра) на карте России

Интересно, а как историки относятся к названию Полна? Известный европейской картографии Меркатор в своем атласе (1595г.) изобразил на разных картах нашу Сестру четыре раза, и каждый раз по-разному. Довольно неточно, если не сказать примитивно, но изобразил вполне узнаваемо. Причем на двух из них достаточно четко просматривается даже её название Polna flu. Не потому, что раньше она была полна, полноводна? Хотя новгородцы называли её Сестрея, но могло ведь существовать и другое русское же название. Меркатор откуда-то почерпнул эти сведения? Понятно, что на картах шестнадцатого века географическая обстановка отмечена более чем фантастично. Поэтому, учитывая большую неточность карт, можно утверждать, что это название относится вовсе не к Сестре, а к Вуоксе, мол, и Эюряпяя (Барышево) изображено на её берегу. Но, с другой стороны, тут и какой-то Iegaborg в виде крепости показан, а Kexholm стоит только на берегу другой одинокой реки, поскольку озеро Ладога вообще не указано, как впрочем, нет и реки Невы. Так что есть чему удивляться.

И еще один интересный момент, близкий к рассматриваемому нами вопросу. Если все же принять за аксиому, что река Полна – это все же Сестра, то стоит обратить внимание на её устье. А там, на левом берегу реки показано какое-то селение Lapauesi. Может это очередная ошибка картографа? Но вот еще одна древняя карта – 1539 год, автор Олаус Магнус.

Карта Олауса Магнуса (1539)

Фрагмент карта Олауса Магнуса

Правый верхний угол карты. В северной оконечности залива обнаруживается Вибург (Выборг). Там же обозначена всего одна река, впадающая в Финский залив. Эту безымянную реку есть все основания считать Сестрой, потому что она считалась рекой пограничная и, естественно, важным для картографов ориентиром. Именно эта река была границей еще с Ореховецкого договора, и в качестве пограничной должна была попасть на карту. Более того, на Сестре уже обозначено характерное слияние двух рек – Сестры и Черной речки, а вот Разлива тогда, понятно, еще не было.

В устье этой реки, которую вполне можно считать Сестрой, находится населенный пункт типа Lappavesi (Лаппавеси), правда очень плохо читаемый. Как тут не вспомнить про Lapauesi из предыдущей карты 1595г. Можно было бы и ошибиться в названии или расположении, если бы в интернете не нашлось пояснение к карте.

Историки Лео Багров и Харальд Келин (Leo Bagrow and Harald Köhlin) в статье «Maps of the Neva river and adjacent areas in swedish archives» («Карты реки Невы и окружающих территорий из шведских архивов») разместили очень содержательный обзор средневековых карт. Что касается именно этой карты, то там написано следующее. «About midway between Viborg and the Neva, a river falls into the sea. At its mouth is Lappavesi, in the middle Egrepe, on one of the sources Iegaborg… Egrepe = Äyräpää…». В переводе: «Примерно на полпути между Выборгом и Невой в море впадает река. В ее устье находится Лаппавеси, в середине Егрепе, в одном из истоков – Иегаборг… Егрепе = Эюряпяя (Барышево)…». Правда, авторы название реки не определили и почему-то связывают селение Лаппавеси с нынешним финским городомЛапеенранта в южной Финляндии, тем самым себе же противореча. Но этот город, к сожалению, трудно разместить где-то на полпути между Невой и Выборгом, поскольку лежит он несколько севернее последнего. Да и с устьем реки там не все понятно, так что Лапеенранта для пояснения карты выбран явно неудачно.

Из карты Олауса Магнуса для нас важны следующие сведения специалистов: примерно на полпути между Выборгом и Невой в море впадает река – это раз. Вероятнее всего – это Сестра, поскольку река пограничная, важная, поэтому занесенная на карту, хоть и не находится на половине пути. Что поделать, масштаб точный: всего «два лаптя по карте». Но вот других заметных рек в этом районе от Невы до Выборга, да еще чтобы впадающих в залив, просто нет, если не считать, может быть, Рощинки. Но все же большее предпочтение имеет пограничная Сестра. Тем более у речки на карте нарисован шведский герб с тремя коронами, это, вероятно, должно обозначать именно пограничный кордон. Подобные гербы обозначены на карте и в других местах у шведских границ. В ее устье находилось селение Лаппавеси – это два! По-финский Лаппавеси видимо значится как «лапландская вода». А.Шарымов считал, что «lеppä» по-фински – «ольха», а по-шведски – «губа». Принимая во внимание, что шведские топонимы в этих местах появились ранее финских, то «губа» залива вполне могла стать местом, где располагался в XVI веке шведский поселок Лаппавеси. Да и царю Петру позднее приглянулся этот берег для гавани, а, значит, была для неё и подходящая «губа». Кстати, есть она и на современных картах побережья у Сестрорецка. Так что селение Лаппавеси, вероятно с большим на то основанием, чем Систербек, можно считать предшественником Сестрорецка.

На приводимом несколько ранее фрагменте карты Северной Европы из амстердамского издания А.Ортелиуса 1571 года также показана река Polna, а где-то на её правом берегу на побережье залива указано селение Lapauesi (Лаппавеси), а на левой стороне от реки тоже на побережье видим Kivineb (Кивенаб), Ecclesia nova (Экклисиа Нова), Corela (Корела) то есть Кивенаппа (Первомайское), Ююсикиркка (Новая церковь) (ныне Поляны) и некая Корела (?).

Карты XVII века еще изредка упоминают селение Лаппавеси, но далеко не все. Вскоре оно совсем бесследно исчезло. Видимо на то были свои причины. Просмотрим некоторые такие старые карты, чтобы убедиться, что искать на его месте легендарное селение Систербек (Сюстербек) или его упрощенное название Пекки (Пякки), задача бессмысленная.

Карта Гесселя Герритса, составленная в 1613 году. Наши места мало насыщены топонимами, но ясно видно название реки Sisterbеck.

Фрагмент карты Гесселя Герритса (1613)

Фрагмент карты 1662 г. «Большой Атлас» А.Буре и И.Блео

Изображение низовьев Сестры на фрагменте

неизвестной шведской карты конца XVII – начала XVIII вв.

На шведской карте приходов Нюкирка и Кивенаб 1645 года, которая была изображена в предыдущей главе, возле устья реки, точно похожей на Сестру, на её правом берегу можно обнаружить только плохо различимое название селения Koukala (Коукала). Левый берег реки остался вообще без надписей.

Карта 1666 года                                               Карта 1680 года

Карта 1662г., изобразившая территорию прихода Europä (Эюряпяя), как видим, практически тоже ничего не дает. Разве что только подчеркнутое названия реки Сюстербэк (Systorbeck). Никакой информации о поселениях в устье Сестры не дают фрагменты карт 1666 и 1680 годов. Имеющиеся на них топонимы плохо различимы в прочтении, но для темы нашего исследования это особого значения не имеет. Неизвестная шведская карта конца XVII – начала XVIII вв. также не дает ничего ценного, кроме упоминания реки Sisterback. Больше информации, конечно, дают карты XVIII века, на которых будем иногда останавливаться подробнее. Но селение Лаппавеси на них больше не встречается.

Карта Шхонебека – первая российская карта Ингрии и Петербурга. Датируется не позднее 1705г. Полное её название: «Географский Чертеж над Ижерскою Землей ссвоими Городами уездами Погостми Церквами, Часовнями, Дворами и Деревнями, Совсеми Стоящими Озерами реками и Потоками, Хлебными и Пильными, мельницами и рыбными ловлями и Корабельными пристанищи и протчая. Грыдоровал Адриан шхонбек». Оригинальная карта гравирована на 4 листах Адрианом Шхонебеком (Схонебеком), голландским гравером, приглашенным на русскую службу Петром I. Составлена по шведским источникам сразу после завоевания Ингерманландии (Ингрии, Ижорской земли) в ходе Северной войны 1700-21гг. и сохраняет старые названия. Карта части Ижорской земли от города Нарвы, до города Ладоги. На ней показаны: административные границы, населенные пункты, крепости, церкви, мельницы, пристани, пустоши, дороги. Чертеж долгое время считался утраченным. Обнаружила его ученый секретарь комиссии по истории советских городов Всесоюзного географического общества, кандидат географических наук Р.Л.Золотницкая в 1947 году в Ленинградском военно-историческом архиве. (Ингрия и Петербург на картах XVIII века, сайт http://nikyvob.livejournal.com/59958.html).

Карта Ингрии (карта Шхонебека) (1705)

Устье Сестры на фрагменте карты «Географический чертеж Земли Ижерской»  А.Шхонебека

Как видим, и на этой, довольно подробной карте не указано никакого шведского населенного пункта Систербек в устье Сестры. На Финском побережье видим только некое поселение, именуемое «Рапонакна погост» из нескольких дворов, и еще отдельные усадьбы. Название может звучать и как «Равонакна погост», поскольку в те времена, как уже отмечалось, зачастую букву В писали неотличимо от буквы П. Возможно, это деревня Равомяки (Горская). Другие небольшие именные населенные пункты, в том числе «Инваселки погост», располагались выше по течению Сестры или реки Черная. Это вероятно Новоселки (финская деревня Хювясельки или «Добрая гряда»). Но вот ни одно селение здесь не носит имя Систербек (Сюстербэк).

Фрагмент карты М.Сеуттера (1726-41)

А вот на ранее упоминавшейся уже карте из атласа Маттхеуса Сеуттера «Новое и точное начертание Ингрии и Карелии с большей частью залива Финского и озера Ладоги, равным образом островов прилежащих» мы находим не только новое название реки – Sestra (а не Sisterback), но и новые топонимы в её нижнем течении: Dubki (заложенные в 1714г.), Sestroreskie Sawodi (строительство начато в 1721г.) и даже названиеSüsterbeck, обозначавшее явно какое-то поселение возле Сестрорецких заводов. По всей видимости это едва ли не первое упоминание населенного пункта Сюстербек (Süsterbeck) на месте нынешнего Сестрорецка. Год издания карты 1726-41. Стоит запомнить эти даты, поскольку к вопросу об этом Сюстербеке придется еще возвращаться.

План Есаулова окрестностей Сестрорецкого завода 1732 г.

Что интересно, на довольно подробном плане окрестностей Сестрорецкого завода Есаулова, составленный в 1732 г., т.е. практически  в то же времени что и карта Сеуттера, никакого Сюстербека на нем не обозначено. Вблизи Сестрорецкой гавани можно обнаружить только деревню Кокколово. Напрашивается предположение, что в те годы новое поселение возле заводов еще не было официально утверждено, но имело место и хождения названия Сюстербек, что и было зафиксировано некоторыми картографами в своих работах. Это отметила и известный сестрорецкий краевед  О.Г.Растворова: «Названия «Сестрорецк» на этих картах еще нет» («Курортный район. Страницы истории», выпуск 5, СПб, 2010). На некоторых картах и планах можно встретить на его нынешнем месте обозначения «Заводы на реке Сестре» или «Сестрорецкие заводы».

На фрагменте (показан ранее) карты «Ладожское озеро и Финский залив с прилегающими местами» примерно того же времени (1741-42 гг.) снова видим «Сестрорецкие зап(в)оды», «Каменной дворец на Дубкахъ» (построен в 1720г.) и некоторые другие не всегда понятные топонимы. Но Сюстербека точно не показано.

Фрагмент карты Ингрии (1727)                                    Фрагмент шведской карты Ингрии (1742)

Нет его и на карте Ингрии 1727г. и на аналогичной ей карте 1734 г. Там показана территория левого берега Сестры (Sestra flur), где возле её устья просматривается лишь знакомое название Dwor Dupki (Двор Дубки) и заводы (zawodi) на реке Сестре (Sestra). В шведском атласе с картой Ингрии, датированной 1742 годом, опять же видим у Сестры только Dwor Dupki (Двор Дубки). Только река тут названа Sisterback.

«Генеральная карта Российской империи… сочиненная трудом Ивана Кириллова», представляет собой атлас, составленный в 1734 году. Лист карты с Финским заливом, с которого делалась копия, был выполнен около 1730 года. Показаны «Заводы на Сестре-реке», «Двор Дубцы», да «д.Радикуля».

Скопированный фрагмент карты из атласа (1734г.)

На ранее приводимых военных картах Нагаева (1750) упомянуты тоже лишь Сестрорецкие заводы, Дубки, Дворец, на карте Шмита (1770) – Сестрорецкие заводы и Дубки, на карте Вилбрехта (1792г.) отмечен только Оружейный завод, «Дубровской дворецъ» да озеро Сестрорецка (оз. Разлив). А вот на шведской карте региона Балтийского моря 1738 г. Нильса Стремкрона (перевод и издание 1750 г.) из атласа «Генералные и разные специальные карты всего Балтискаго моря» на побережье в районе Сестрорецка показан какой-то Сыстербек.

Шведская карта Финского залива, созданная Эриком Окерлундом (Erik Ekerlund 1754-1832) в 1788 году опять же лишь Dwor Dupki (Двор Дубки) в устье Sisterback (Сестры).

Фрагмент шведской карты Финского залива (1788)

Не показанная здесь карта Южной Финляндии (предположительно 1810-е годов) упоминает только Dwor Dupki в устье Сестры (Systerbäck) на месте нынешнего Сестрорецка. Хотя сестрорецкие краеведы утверждаю, что «Датой рождения «Дубков», как и рождения Сестрорецка, считается 20 сентября 1714 года» (О.Г.Растворова «Сестрорецкие Дубки. Век XVIII» в сб. «История Сестрорецка и его окрестностей», т. 1, с. 74, СПб, 2006) свое название Сестрорецк получил много позднее. Когда он так стал называться официально, вряд ли могут сказать даже местные историки и краеведы. Во всяком случае, на Генеральной карте Великого Княжества Финляндского 1825 года, подготовленной картографом В.П.Пядишевым и изданной в С.-Петербурге в 1827 г., на месте Сестрорецка указан «Заводъ Сестрорецкой» (Systerbäcku Fabrik).

Фрагмент карты Великого Княжества Финляндского (1825)

А вот на упоминавшейся ранее карте Выборгской губернии 1832 г. Франца П. фон Кнорринга указано название Сестрорецка, как Systerbäck. На карте Карельского перешейка из атласа Калмберга, изданного в 1855 году на побережье Финского залива показана рекаSysterbäck и селение Systerbäck на месте Сестрорецка.

Карта Финляндии, 1864 г. (не представлена здесь) в восточной части Выборгской губернии показывает реку Сестру под именем Rajajoki, а на месте Сестрорецка – Sisterbäck. А на русской военно-топографической карте 1863г. четко показан «Сестрорѣцкъ». Это видимо первое упоминание такого топонима. То же название показано и на «Топографической карте частей Санкт-Петербургской и Выборгской губерний, изданной около 1870 года.

Фрагмент военно-топографической карты (1863г.)                         И карты части губерний (1870г.)

Но вот кусочек карты С.-Петербургской губернии из «Подробного атласа Российской империи с планами главных городов» А.Ф.Ильина 1876 года указывает, что Сестрорецк именовался тогда – Сестребекъ. На карте Финляндии 1882г. – Systerbäck.

Фрагмент карты С.-Петербургской губернии (1876)

Эта чехарда с названиями говорит о том, что единого, официально узаконенного имени  поселения еще так и не было. Это вполне вероятно, история знает немало подобных случаев. Самый близкий связан с городом Петра. Известно, что в документах петровской поры его называли и Петрополем, и Питерполом, и S.Петрополисом. И даже впоследствии, когда город получил свое классическое наименование Санкт-Петербург, его именовали в документах: Санкт-Петербурк, С.Петерзбург, Санкт-Петер-Бурх, Санкт-Питер-Бурх, Санктпитербурх, Санктпетербург, Санктъпетербург, Питербурх. Даже сам царь в письмах и бумагах чаще называл город Санкт-Питербурх, а иногда: St.Питербурх,St.Питеръбурх и даже Spбурх. Такая же история происходила и с названием Шлиссельбург, который называли: Шлюсенбург, Шлютельбурх, Шлютенбурх, Шлиселбурк, Слюселбурх, Слишелбурх и упрощенно Шлюшин (Анисимов Е.В. «Юный град. Петербург времен Петра Великого», с.34-35, СПб, 2003).

Согласно сведениям советских энциклопедий: «Сестрорецк известен с начала XVIII в., в 1917г. Сестрорецк получил звание города», а до этого значился сначала рабочим поселением, потом заводской слободой и даже «заводской деревней». Во всяком случае, в рапорте в департамент полиции некий полковник Фурс докладывал в 1905 году о возбужденном настроении рабочих «в селе Сестрорецке» (Давиденко А.И. «Сестрорецк», с.70, Л., 1962).

Видимо только к концу XIX века топоним Сестрорецк стал занимать прочное место на картах, прежде всего, русских. На карте северного берега Финского залива, конца XIX в., на плане селения Сестрорецк 1914 года, на карте окрестностей Петрограда 1913-17гг. (Ю.Ю.Гаша) уже безоговорочно видим имя – Сестрорѣцкъ.

Фрагмент карты северного берега Финского залива (Териоки-Сестрорецк)

План Сестрорецка 1914 года

Как уже говорилось, пока не найдено ни одной старой карты, где бы на месте нынешнего Сестрорецка располагалось бы селение Систербек (Сюстербек), а тем более предложенное Е.Балашовым селение Пекки (Пякки). Карты, где все же встречаются названия Сюстербек (Süsterbeck),Systerbäck, Sisterbäck, Сыстербек, Сестребекъ, были выполнены не ранее первой половины XVIII века. Зачастую гравировались шведскими картографами, поэтому и не удивительно использование шведского топонима как реки Сестры – Систербек (Sisterbäck), Сюстербек (Süsterbeck), так и поселения вокруг Сестрорецких заводов под тем же именем.

Подтверждение этому можно найти в описании достопримечательностей окрестностей Петербурга в книге Генриха фон Реймерса «Санкт-Петербург в конце своего первого столетии» (СПб, 2007). Напечатана книга была в 1805 году на немецком языке, а на русском языке она издана впервые. В число достопримечательностей немецкий автор, писатель и историк, включил и «Сюстербек с его оружейным и кузнечным заводом. Железноделательный завод с деревней при нем стоит на реке Сестре, в 2 верстах выше устья в лесу, в 25 верстах к норд-норд-весту от С.-Петербурга, в 10 верстах от Кронштадта. Петр Великий заложил эту фабрику еще деревянной, главным образом для нужд флота. В последующие правления она была заметно увеличена и приспособлена для надобностей артиллерии. В 1780г. она сгорела, ныне разумно возобновлена в камне и стала одним из лучших металлургических заводов из числа императорских. Здесь есть якорные кузнецы, лесопильные, бурильные, токарные и полировальные (шлифовальные) мельницы, молот для меди (медный пресс) и кузнецы тонкой ковки на 24 горна, меха которой, как и на других заводах, приводятся в движение водой…Литые железные мосты в парках Царского Села и Таврического дворца изготовлены в Сюстербеке. Финские крестьяне, принадлежащие фабрике, вместо подушной подати поставляют сюда уголь. В заводской деревне Сюстербек – красивая каменная церковь, а вот деревянные жилые дома неприглядны» (с. 498). Автор этой книги замечает, что «Подробные сведения о Сюстербеке читатель найдет в «Versuch einer Beschreibung von St. Petersburg», von Georgi, B. II, S. 462». А это сочинение выполнил на немецком языке академик И.Г.Георги и называлось оно в русском переводе «Опытом описания императорской русской резиденции С.Петербурга и достопримечательности местности» (в 2-х тт., СПб, 1790). Возможно там можно почерпнуть и другие сведения о Сюстербеке.

А вот название Сестрореце было повсеместно принято, скорее всего,  только во второй половине XIX века. Во всяком случае, в начале ХХ века оно уже устоялось и использовалось исключительно в современном написании.

Одним из веских доводов в пользу своей версии о Систербеке – предшественнике Сестрорецка местные краеведы связывают с описанием «Боя при Систербеке». Более подробно об этом столкновении будет еще сказано ниже. Здесь лишь приведем некоторые версии о месте того боя 7 июля 1703 года между шведами и русскими у реки Сестры при селении Систербек. Довольно подробное описание этого события привел А.М.Шарымов в своей книге «Предыстории Санкт-Петербурга. 1703 год. Книга исследований» (СПб, 2004). Он же, использовав старую шведскую карту, нанес на ней направление передвижение войск обеих сторон в тот день. Но именно эта карта (будет приведена несколько ниже) и вызвала споры. Дело в том, что на ней  этот Систербек (Systerbük) располагался у самой границе на Старой русской дороге.

Составители же сборника по истории Сестрорецка, в частности Л.Амирханов, сомневается в правдивости карты, приведенной А.Шарымовым, поскольку тот точно не указал, откуда он заимствовал эту карту. Источник-то у Шарымова указан, в отличие от самих авторов. Приводя, например, сведения от 1643 и 1644 гг. по Систербеку, они не сочли необходимым указать их первоисточник. Тем не менее, Амирханов считает, что «…Окончательный ответ на вопрос, где произошел бой с частями Крониорта, еще не найден» («История Сестрорецка и его окрестностей» т. 1, с. 62). Следовательно, и расположение Систербека на Большой русской дороге, а не в устье Сестры, сестрорецкими краеведами не признается. Хотя ни одного документального обоснования, ни какой-либо карты в подтверждение своей версии они не приводят. Поскольку таких объективных данных просто нет. Упомянутые сведения от 1643 и 1644 гг. к конкретному географическому месту не привязаны, поэтому, даже с более полным основанием, их можно отнести к Систербеку А.Шарымова, поскольку он хотя бы отмечен на предложенной им карте. Упоминание на картах XVIII-XIX веков Систербека в устье Сестры связано с поселением вокруг построенных Сестрорецких заводов, но никак не ранее. Имеющиеся на сегодняшний день в распоряжении историков картографические материалы никак не подтверждают наличия какого-то старого шведского торгового поселения на месте будущего Сестрорецка.

Если же говорить вообще о каких-то торговых поселениях, то на основании многочисленных примеров за многие века, располагались они, как правило, на оживленных водных и сухопутных путях. Устраивать их в стороне от наезженных дорог было просто убыточно. В этом сегодня может убедиться любой, кто хоть раз проедет по какому-либо загородному шоссе. На его обочинах то там, то тут можно видеть самодеятельных торговцев, предлагающих свой нехитрый товар, в основном домашнего производства. Но ни на одной проселочной глухой дороге не встретится старушка, торгующая пирожками, яблоками или картошкой. Расположение ярмарочного торжища Систербек на границе у Старой русской дороги значительно предпочтительней, чем в устье Сестры, в десятке верст от торного оживленного тракта. Да и составители сборника «История Сестрорецка и его окрестностей» сами же подтверждают: «Из источников известно, что на реке Сестре были ярмарки и биржи. Одна из них находилась в районе поселка Йоутселькя (теперь Симагино), вероятно на «Старой русской дороге», теперешнем Выборгском шоссе. Этот тракт в течение многих лет был основной сухопутной дорогой, по которой еще ганзейские купцы доставляли товары в Новгород» (Л.И.Амирханов, Р.Н.Гараева «Приневье и Карельский перешеек до Петра I», т. 1, с. 51). Однако отказываются утверждать, что название этой ярмарки или биржи Систербек (или Сюстербек). Хотя, по мнению Шарымова, на шведской карте указано именно местечко Систербек (Systerbük) или Систербекская лесная биржа, которая находилась на пересечении нынешнего Восточно-Выборгского шоссе с рекой Сестрой.

Можно конечно предположить, что когда-то к устью Сестры время от времени приставали какие-либо торговые суда из-за границы, чтобы сбыть свой товар без всяких там таможенных обложений. К времени прихода таких судов могли заранее собираться информированные оптовые покупатели. Только такие торговые операции больше похожи на контрабандные. Открытые же ярмарки или торжища подразумевают наличие каких-то постоянных торговых помещений, складов для товаров, жилых зданий для торговцев, элементарных харчевен и временных пристанищ для покупателей. Все это вместе взятое составило бы значительное поселение, но, как видим, на картах, такого в устье Сестры не наблюдается. Нет, естественно, и названия Систербек (Сюстербек).

Что касается того, принимать или не принимать достоверность карты, вопрос отдельный. При серьезном подходе к выяснению этого вопроса ничто не мешало сестрорецким краеведам обратиться к самому А.М.Шарымову, когда он был еще жив, и узнать источник её заимствования. И даже в его книге есть достаточное количество ссылок, по которым можно точно определить источник появления этой спорной шведской карты. И его можно найти без большого затруднения, если для этого есть необходимость и, главное, желание. Попробуем помочь сестрорецким краеведам.

А.Шарымов, делая собственные пометки передвижения войск в июле 1703г., пользовался фрагментом шведской военной карты (1708г.), что видно из следующего контекста его книги: «Две дороги (шедшие – одна по маршруту Восточно-Выборгского шоссе, а другая – по трассам современных Приморского и Средне-Выборгского шоссе) запечатлены были на подробной карте, составленой в 1708 г. картографами наступавшего от Выборга на Петербург шведского генерала Любеккера) – и, конечно же, существовали за пять лет до того». Это была окружная карта части Карелии и Выборгского лена, показывающая дороги, пути и наиболее важные тропы и дефиле округа, а также переход шведской армии через Неву в октябре 1708 года, лагерное расположение и продвижение войск под командованием генерал-лейтенанта Любеккера (Шарымов А.М. «Отражение Любеккера. Историческая драма для чтения», журнал «Аврора», 1994, № 5–6). В перечне литературы и источников к своей книге автор дает ссылку, где искать эту карту: Bagrow  L., Kühlin  H. «Maps of the Neva river Maps of the Neva river andadjacent areas in Swedish archives», Malmö, 1953, (лист XIV, 2). Карта, среди 27 других, была воспроизведена Львом Багровым и Харальдом Келиным в 1953 г. в их книге «Карты реки Невы и окружающей местности в шведских архивах». Именно на эту книгу ссылалась и О.Г.Растворова в своей статье «Старинные гавани Сестрорецка и условия навигации в прибрежной зоне» (сб. «Сестрорецкий район. Страницы истории», выпуск 5, СПб, 2010). Просто Амирханов постеснялся, видимо, обратиться к своему коллеге по поводу шведских трофейных карт. Скорее всего, карта эта не очень его интересовала.

Довольно длинное название этой карты: «Tract-Charta utaf en del af Carelen och Viborgs-Lähn, ut-wisandes Wägarna, March-Routerna, och de förnämste Pass och Defiléer af detta landet; jämte Svenska Armeens Passage Åhr 1708, öfwer Newa Strömmen, och dess vid dit Marchen hafde Campementer, under Hr General Major Lübeckers Commando». Оригинал хранится в Военном архиве Стокгольма (Krigsarkivet, Stockholm. Sveriges krig. Neva 1708 aug. N:r 1).

Теперь ничто не мешает историкам из Сестрорецка, в первую очередь Амирханову, поискать указанную книгу в библиотеках города или обратиться за помощью к своим финским и шведским коллегам, которым явно знакома эта карта, тем более что на ней стоит инвентарный номер, указывающий на принадлежность подлинника карты военному архиву. Только вот создается впечатление, что как раз этого местные краеведы и историки и не надо, поскольку приведенная Шарымовым карта окончательно разбивает и так уж их шаткую версию о Систербеке – предшественнике Сестрорецка. Единственной зацепкой у них остается мнение историка Д.Бутурлина.

Дело в том, что А.М.Шарымов в своей книге приводит также сведения из сочинения флигель-адъютанта императора Александра I историка Дмитрия Бутурлина «Военные походы россиян в XVIII столетии». Из контекста вышеуказанного сочинения все же можно предположить, что автор видел Систербек на месте нынешнего Сестрорецка: «Дело под Систербеком могло бы иметь самое важное последствие, если б Петр, вместо того, чтобы атаковать с фронта, послал к Систербеку только отряд для занятия и сдерживания Шведов, а с главными силами пошел бы на Валкесар (Белоостровскую), где, переправясь через реку Сестру в окрестностях Лудаганде или Маниловой, зашел в тыл Кронгиорту, который, потеряв сообщение с Выборгом, нашелся бы принужден положить ружье». 

Однако А.Шарымов опровергает заблуждения Д.Бутурлина: «Соображения Бутурлина имеют одну только слабость: он неточно представлял себе местоположение Систербека, то есть Систербекской лесной биржи, полагая, видимо, что она располагалась на месте нынешнего Сестрорецка… Петр как раз и шел на Кронъйорта через селение Майнила (Бутурлин именует его Маниловой…(А упомянутая Лудаганде – это деревушка Луутяхянтя, входившая в состав деревни Хаапала, ныне Ленинское).

Далее Шарымов восстанавливает события того дня по имеющимся у него сведениям: «Перейдя мост через Сестру, заставив Кронъйорта отступить в глубь территории до северной оконечности нынешнего Симагина, где шведский военачальник развернул свои войска, драгуны полковника Карла-Эвальда фон Ренне, за которыми медленно шла гвардейская пехота, произвели на шведов столь сильное впечатление, что те бросились еще далее назад на северо-запад, а также стали разбегаться по лесам, что окружали селение Линтула (Огоньки).

 Достигнув, наконец, окрестностей Маттилы (ныне – селение Чайко между поселками Огоньки и Первомайское) – селения, стоящего у подножия господствующей высоты в 137,6 метров, Кронъйорт понудил русских остановиться, после чего ночью ушел к Перо (ныне на русский лад называемому станцией Перово) – селению вблизи Выборга».

Следует согласиться, что все эти передвижения войск, а также упоминаемые топонимы относятся именно к Старой русской дороге, но никак ни к прибрежной местности в устье Сестры.

Резюмируя наши изыскания, следует сказать, что документально не подтверждено нахождения Систербека (Сюстербека) в устье реки Сестры (Сюстербека) на месте нынешнего Сестрорецка. Выписки из каких-то безымянных шведских хроник 1643-44 годов не дают основания полагать, что упоминавшийся в них Систербек, находится в устье Сестры, а, не скажем, на Старой русской дороге. Других обоснований своей версии местные историки и краеведы привести не могут из-за отсутствия таковых. Приводимые нами фрагменты карт, где встречаются названия Сюстербек (Süsterbeck), Systerbäck, Sisterbäck, Сыстербек, Сестребекъ, были выполнены не ранее первой половины XVIII века, когда уже были построены Сестрорецкие заводы. С большим основанием можно было бы предположить, что предшественником Сестрорецка могло быть некое шведское селение Lapauesi, Lappavesi (Лаппавеси), изображенное на картах XVI-XVII веков в устье реки Полна, которая ассоциируется по месту расположения с рекой Сестрой. Однако предложенная нами версия требует более тщательного и подробного изучения.

Что касается выдуманного местными краеведами Систербека в устье Сестры, то наше мнение, оказывается, совпадает с мнением других историков. В интернете (http://www.aroundspb.ru/history/syster) удалось разыскать выдержки из отчета НЦ РАН «Изыскательские работы по обоснованию создания особо охраняемой природной территории «Сестрорецкое болото» в виде статьи А.И.Резникова «Сестрорецкий Разлив» (2005г.), в которой уделено место и этому вопросу. Автор отмечает: «Нет достоверных данных о существовании в низовьях Сестры постоянных поселений до начала XVIII в. На шведских и русских картах конца XVII – начала XVIII вв. населенных пунктов здесь не обозначено, только на карте Шхонбека 1704 года в районе нынешней Канонерки нанесен одинокий пунсон без подписи, каким обозначали отдельно стоящие дворы. Встречающиеся в литературе указания на шведский поселок или даже город Систербек на месте нынешнего Сестрорецка не находят подтверждения. На большинстве шведских карт хорошо видно, что топоним Systerbeck (позднее Systerbäck) относился, как правило, к реке Сестре, а не к населенному пункту». Если быть точнее, кое-какие мелкие селения (погосты) или мызы на карте Шхонебека все же обозначены, о чем выше уже говорилось. А вот топонима Систербек или похожего на него, точно на ней нет.

Фрагмент шведской карты 1708 года из статьи А.Резникова

А.Резников не обошел вниманием и выписки из шведских хроник, которые являются основой в версии местных краеведов: «Упоминаемая в переписке середины XVII в. выборгских властей с правительством Швеции «ярмарка в Сюстербеке» могла происходить в любом месте на р. Сестре – например, в районе д. Майнила, где проходила дорога на Выборг. Действительно, на одной из шведских карт начала XVIII в. можно увидеть надпись Systerbäck у пересечения Выборгского тракта и р. Сестры, т.е. на месте нынешней Майнилы». Автор привел эту карту. Конечно, можно смеяться, но она оказалась той же картой, которой пользовался и А.Шарымов, нанося на ней расположения войск в день боя 7 июля 1703г. Это ли не подтверждение того, что карту вполне легко можно найти, раз её используют в работе другие историки. Только для сестрорецких краеведов она так до сих пор и «не существует».

Интересные предположения высказал А.Резников и об истории заселения этих мест, хотя и не со всем можно согласиться: «В неолитическое время низовья Сестры были заселены довольно плотно для того времени, т.к. песчаные берега с дюнами являются оптимальным местом для стоянок первобытных охотников и рыболовов. Однако с переходом к сельскохозяйственному производству схема расселения изменилась, поскольку дюны и болота, составляющие основу ландшафтов низовьев Сестры, абсолютно непригодны для ведения сельского хозяйства. Не способствовало освоению и пограничное положение территории, постоянные военные конфликты». Скажем, на этом же побережье в середине XVII века согласно шведским писцовым книгам располагались деревушки с разными земельными наделами, в том числе и под пашню и под сенокосы. Вспомним Терийоки, Куокала, а Коукала вообще располагалась на правом берегу сестры возле её устья.

Выше по течению Сестры места были довольно плотно заселены, хотя жители этих мест и испытывали все тяготы, связанные с частыми военными действиями. Основываясь на сведениях А.Резникова, перечислим некоторые населенные пункты, заселявшие нижнюю часть реки Сестры к моменту начала строительства Сестрорецкого завода.

Деревни, существовавшие к началу XVIII в. в окрестностях современного Сестрорецка

«По левому, «русскому» берегу Сестры (согласно новгородскому административному делению территории, унаследованному затем и Московским, и Шведским государствами), располагались деревни Коробсельского погоста. Среди них с XV в. известны деревни Валгасарь (Valkesaari, Старый Белоостров), располагавшаяся в районе нынешних садоводств на 38-м километре Верхне-выборгского шоссе, Алакуль (Валакиля, Vanha- и Uusi- Alakylä) – на 44-м километре этого же шоссе. На шведских картах XVII в. появляются деревни Smеrden (Merituittu, Мертуть) – на 32-м километре шоссе, Таваст (Tavasthof, Myllynkylä, Александровка) – к северу от Белоострова на руч. Пасторском. Эти деревни, в основном, были расположены вдоль нынешнего Верхневыборгского шоссе потому, что оно наследует направление старого Выборгского тракта, соединявшего Выборг со шведскими крепостями на Неве – Ниеншанцем и Нотебургом (Орешком). На карте Нотебургского лёна вдоль этого участка трассы обозначена сплошная полоса сельскохозяйственных угодий шириной 2-5 км. Не позже начала XVIII в. появляется деревня Редуголь (Редакуль, Retukylä), находившаяся вдоль нынешней железной дороги Сестрорецк-Белоостров. Сейчас на ее месте садоводства. На карте Шхонбека ниже Редуголи обозначена нигде больше не упоминаемая деревня Аняки.

Левобережная часть территории нынешнего Сестрорецка относилась к другому, Спасскому погосту – тому же, что и центральная часть нынешнего Петербурга. Здесь ближайшими к устью Сестры населенными пунктами были: к югу – Равомяки (Горская) – большой поселок на пологом моренном холме (т.н. «Горский остров»); к востоку – Хювяселка (Новоселки), которая также располагалась на возвышенности, только песчаной».

По правому берегу Сестры находились деревни, до начала XIV в. входившие в православный карельский погост Эвряпя (Äyräpää, Огреба). Используя современную карту Резников нанес на неё населенные пункты вблизи устья Сестры на начало XVIII в. Как видим, Систербека или его аналогов на ней не обозначено.

1.8 «Великая» битва при Йоутселькя

Пожалуй, стоит еще остановиться на вопросе боевых действий в наших местах между двумя соседями: Швецией и Россией. За несколько столетий чего только не вошло в русские летописи и шведские хроники. Из года в год в них встречаются упоминания о войнах, военных походах, нападениях, вторжениях, захватах, набегах, взятиях, штурмах и других боевых действиях с обеих сторон. Действительно ли были такие события? Несомненно, какие-то были, раз их зафиксировали документы тех времен. Приведем несколько выдержек из летописи «Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов» (М-Л, 1950, с 397-398):

1392 г. – «В тот год пришли из-за моря разбойники-Свеи в Неву, взяли села по обе стороны реки за пять верст до города Орешка.

1395 г. – «Приходили немцы Свеи к новому городу, к Яме, и пошли прочь, и князь Константин с горожанами иных перебил, а другие убежали».

1396 г. – «В том году пришли Свеи в Корельскую землю и напали на два погоста: Кюрьевский и Кюлолосский, и сожгли церковь. И князь Константин с Корелою гнался за ними, и взял языков, и прислал их в Новгород».

1397 г. – «Той осенью пришли Немцы, взяли семь сел у Ямского городка и сожгли их».

Из этих сведений видно, что походы, едва не всегда, были целенаправленными: на определенные города и села. Только вот их масштабность и фактическую значимость нередко преувеличивались историками. Известно ведь, что в летописные повествования зачастую записывали совсем незначительные местные события, а более важные и серьезные, но касающиеся других мест, не удостаивались внимания летописца. Если бы в сегодняшние летописные своды заносились все бандитские налеты, теракты, захваты заложников, взрывы и убийства военных и мирных жителей многочисленными бандами «меньших братьев наших» кавказских, да включить в них все ответные карательные рейды федеральных вооруженных сил против этих бандитов, то за один любой год последних десятилетий список преступлений мог оказаться много длиннее, чем тот, что велся в непростых русско-шведских отношениях за несколько сот лет. Тем не менее, нынешние российские власти не считают, что на Кавказе идет какая-то война, и продолжают успокаивать своих подданных тем, что «в Багдаде все спокойно».

Преувеличением масштабы былых боевых столкновений грешат иногда и историки, приукрашивая ход военных событий и увеличивая число жертв и разрушений, чем вероятно было на самом деле. Нередко их рассказы вызывают определенные сомнения в достоверности. Попробуем критически взглянуть на такие, совсем уж малоубедительные моменты. Приведем один их них: «Причиной множества пограничных войн в XV–XVI веках были инициативы местных жителей в совершении грабежей и разбойных нападений на своих ближайших соседей. Подобные нападения предпринимались как с одной, так и с другой стороны границы. Крестьяне при этом обычно угоняли скот, забирали имущество и инвентарь; то есть все, чем можно было по тем временам поживиться. Разумеется, что каждое такое мероприятие немедленно вызывало ответную реакцию противоположной стороны. Затем в разгоревшийся конфликт приходилось вмешиваться уже войскам. В результате пограничные земли оказывались полностью разоренными и безлюдными». (Балашов Е.А. «Карельский перешеек. Земля неизведанная» часть I, с. 16-17, СПб,  2008). Автор несколько преувеличил про «ответную реакцию» и вмешательство войск, но правильно упомянул про грабежи скота, имущества и инвентаря, только забыл еще назвать зипуны или жупаны (старинные кафтаны простонародья). Была и такая статья грабежа украинских казаков, под которой подразумевалось все, что можно было унести, вплоть до последней верхней одежды – зипуна (кафтана из грубого толстого сукна). Они даже свои набеги именовали не иначе, как «поход за зипунами». Собирались в шайки самые отчаянные и отпетые, самые «отвязанные» из местных обывателей, которых потом именовали «отбросами общества». Но что характерно, себя они называли исключительно «казаками». Самыми знаменитыми из них были, конечно, запорожские, образовавшие даже целую свою свободную «республику» – Запорожскую Сечь. Чуть не каждое лето подобные шайки казаков в больших количествах уходили в набеги «за зипунами». Одни грабили крымских татар, другие польские и еврейские местечки, третьи трясли города и веси «клятых москалiв». Запорожцы, надо сказать, здесь были очень долгое время вне конкуренции. Правда, при определенном взгляде на эти грабежи и разбои, их можно было именовать, скажем, народно-освободительной войной против крымского хана, или против польского короля, а еще лучше, против проклятого русского царского режима. Именно так иногда в обосновании широкого освободительного народного движения и преподносили эти разбойные походы «за зипунами». На этот счет написано множество, как научных исследований, так и просто исторических романов.

Нечто подобное, хоть и с другим смыслом, говорят нам надуманные рассказы некоторых местных историков о непримиримой вражде населения приграничных районов Карельского перешейка, только и мечтавших, как бы быстрее пограбить своих закордонных соседей. А теперь, с учетов имеющихся объективных фактов и простой человеческой логики, взглянем, какая же доля правды кроется в этих жутких триллерских рассказах. Не будем «говорить за всю Одессу», а рассмотрим ситуацию ну хотя бы на примере наших мест.

Упомянув закордонные походы украинских казаков, отметим, что ходили они, как правило, по густонаселенным районам. Пусть там тоже жили не самые обеспеченные слои населения, но их легче было грабить, чем укрепленные замки знати, военные крепости и крупные купеческие города со своей немалой воинской силой. Но этот небогатый народ обитал компактно, да в немалых количествах, так что казаки с пустыми руками и торбами домой не возвращались. Заметим, что и набеги войск шведов и русских проводились по известным заселенным районам. А теперь взглянем на наши приграничные места. По данным К.Тюникова в 1553-59 годов в Терийоках было 13 домов, в соседнем селении Райвола – 7. За Черной речкой в сторону Выборга на протяжении десятков километров лежало только 8 деревень с общей численностью около 80 домов. Стоит только вдуматься, какая огромная малонаселенная территория лежала вдоль побережья, хоть и в некотором отдалении от границы. Сюда уж, согласитесь, вроде не с руки забираться русским соседям «за зипунами». Явно не их набеги и войны были виной безлюдности этих земель. А вдоль самой границы сравнительно большая территория от реки Сестры и до Терийок, от Старой русской дороги и до финского взморья также практически не была заселена. По земельным налоговым книгам даже в XVII веке тут значатся всего пять небольших деревушек: Терийоки, Куокала, Коукала, Хаапала да Пухтола, в которых насчитывалось всего-то не более двух десятков домов и жило до сотни человек населения, две трети которых составляли дети и женщины. Прямо скажем, не густо! Надо полагать, такая безрадостная картина малонаселенности была характерна для всей протяженности русско-шведской границы на Карельском перешейке. Да и по другую сторону кордона ситуация с заселением вряд ли была радужнее.

Только если верить нашим доморощенным историкам, в этих деревушках жили не мирные крестьяне и рыбаки, а настоящие кавказские абреки, для которых разбой и грабеж, как и для запорожских казаков, были смыслом жизни и источником существования. А теперь представим себя в обществе наших «абреков». Вот нашелся среди них решительный «вождь» и уговорил сначала мужиков своей деревни, потом и соседних, грабануть русских обывателей за кордоном. Собралось максимум десятка два «боеспособных» со всех деревень, вооружились чем попало, вилами там, цепами, топорами или какими-то секирами и пошли в набег. Удачно, предположим, взяли какую-то русскую деревушку, обчистили её до основания, забрали там косы, грабли, последний топор, соху и козу, если имелась, харч, понятно, обязательно весь выгребли, какой унести могли, ну и «зипуны» поношенные тоже сняли с побежденных, не пропадать же добру. А избушки соседей, естественно, сожгли, для острастки. Приволокли все награбленное в свои деревушки, заранее поделив его по дороге, и зарадовались, что легко все досталось, хоть и немного. А через какое-то время пожаловали ночью ограбленные соседи из-за кордона. Забрали они не только свое, но и чужое тоже, что могли, прихватили с собой. Избушки тоже сожгли, а может кого и поубивали, дело-то такое, разбойное, всякое бывает. Выжившие погорельцы с обеих сторон границы разбрелись подальше, куда глаза глядят, строиться ведь здесь заново все равно опасно, опять все сожгут. Так и исчезла пара-тройка деревень и не возродилась, грабить стало некого. Пять таких набегов, и исчезли все наши деревушки, совсем обезлюдел приграничный край. Нет людей – нет проблем, нет и рассказов о набегах. Однако люди-то здесь не перевелись, и деревушки продолжали существовать, со временем даже разрастаться и жителями приумножаться. Отчего это могло быть? А оттого, что приграничные крестьяне не читали трудов наших историков по своей дремучей неграмотности, и жили по своим законам, а не по написанным про них рассказам.

Чтобы там не говорили о воровской, зверской сути простого народа, неважно какого, но в его генах все же преобладают божьи заповеди: живите и размножайтесь. Селились такие люди на свободных необжитых приграничных местах, иногда за это им король или царь даже налоги уменьшал. Строили домишки, трудились на земле, ловили рыбу, промышляли зверя, растили детей, радовались мирной жизни. Если человек живет своим тяжелым трудом, он не будет заглядывать на нищенское добро соседа, который добыл его таким же тяжелым постоянным трудом. Грабят те, кто сам ничего не произвел своими руками, для таких воровать, грабить, убивать легко и просто. Хотя такие «злодейские» гены тоже вероятно заложены в каждом человеке, только вот проявляются они далеко не у всех, к счастью, разумеется, у всех народов в разные века таких «воровских людишек» всегда было не так уж и много. Именно такие, как их называли на Руси, «лихие люди» и занимались грабежами. Приходили они и к границе, ходили за кордон, грабили соседей, а иногда и своих же соплеменников, когда удачи в набегах не было. Такие местные «казаки» приносили непомерный вред не только чужим, но и своим. За их грехи нередко расплачивались местные крестьяне, которых в отместку грабили соседские «лихие люди». Так что не надо мазать всех, кто жил в приграничных деревушках, одной черной краской, причисляя к грабителям и разбойникам. Подобные дела, чаще всего, творили, если случалось, пришлые «отморозки», даже не жившие здесь, поскольку некуда им было девать награбленное нищенское «добро». Если такие «братки» шли за кордон, то в надежде грабануть какую-то церквушку, содрать оклады с икон, церковное посудное серебро какое, при удаче и деньги там какие, украшения женские и прочее барахло, что имеет хоть какую ценность и занимает мало место. Вернувшись к себе, эти лихие ребята сбывают награбленное не деревенским обывателям, в городским скупщикам где-нибудь в Кивеннапе или Выборге, Ладоге или Новгороде.

Так все, что касается обоюдных разовых набегов соседей, то они в значительной мере преувеличены. Грабить редкие и бедные крестьянские домишки не было никакого смысла. Поживиться можно было лишь в более-менее крупных поселениях, а таких было немного и стояли они на проезжих трактах. На шведской стороне Карельского перешейка это были приморский Выборг и волостная столица Кивеннапа (ныне Первомайское). От незваных гостей их защищали крепостные укрепления и воинские гарнизоны, которые взять было не так просто. Поэтому к утверждениям тех авторов, без ссылок на источники, о частых набегах, походах и вторжениях, следует относиться весьма осторожно.

Видимо нередко мелкие грабительские налеты попадали и летописные документы, чем увеличивали свою значимость для потомков. Надо сказать, что даже походы не шаек каких-то грабителей, а воинских контингентов на деле ничем не заканчивались и выглядели совершенно непонятной имитацией боевых действий.

Поскольку в литературе довольно часто упоминаются «опустошительные» набеги то русских на шведов, то шведов на русские территории, коснемся кратко этого момента. Стоит упомянуть лишь некоторые «боевые действия» периода русско-шведской войны 1555-57гг., которые протекали на Карельском перешейке: «1555 – поход русских на Выборг, 1556 – поход на Выборг, осада крепости…» (Балашов Е.А. «Карельский перешеек…» часть I, с. 336,).

А.М.Шарымов в «Предыстории Санкт-Петербурга…» дает свои уточнения событий, и опять же без указания первоисточника:

«1555 г. – 18 января русские три дня стоят под Выборгом, а на обратном пути многие тонут в полынье Рявохяндского залива.

– 7 марта русские войска нападают на шведскую деревню Нурмиярви.

– 11 марта Иван Бибиков разоряет селение Йотиселька (между нынешними поселками Симагино и Ильичево) в пятнадцати верстах от крепостцы Кивенаппа (ныне – поселок Первомайское), но комендант крепостцы побивает до шестисот русских.

– 10 сентября четыре тысячи шведов под командованием Якоба Багге, Нильса Бойе, Класса Христенсона и Генриха Классона Горна идут на русские владения.

– 15 сентября шведская армия разбивает лагерь под Орешком.

– С 29 сентября по 2 октября шведы, спустившись по Неве к Ниену, пережидают там противный ветер, а затем отправляются обратно в Выборг.

1556 г. – 12 января неудачей завершаются переговоры, которые воевода Петр Михайлович Щенятев и новгородский наместник Дмитрий Федорович Палецкий вели с представителями шведского короля, причем комендант Выборга объявил на этих переговорах прошлогодние августовские действия Якоба Багге самовольными, а русских – нарушителями мира, что, естественно, наших дипломатов никак не удовлетворило, и они формально объявили Швеции войну.

– 21 января Щенятев и Палецкий переходят границу шведских владений «в Смолиной и Лебяжьей» (то есть в районе поселков Териоки, «Смоляной реки», нынешнего Зеленогорска – и Кутерсельки, который и сейчас по-прежнему именуется Лебяжьим) и начинают обстрел Выборга.

– 24 января русские отступают от Выборга вследствие нелепого случая: шведы перевозили ночью по деревянному мосту сено, и непонятный топот лошадей, стук и скрип колес понудили русских в страхе спешно покинуть свою позицию.

1557 г. – московские дипломаты составляют подтверждение Ореховецкого договора 1323 г. – и 2 апреля в Новгороде подписывается русско-шведский договор о восстановлении мира».

Упомянутые здесь военные походы и русских и шведов больше напоминают какую-то имитацию активности, не переходящую ни в большие сражения, ни даже в серьезные боевые столкновения. Судите сами, стоило ли русским в январе 1555г. идти по льду десятки верст до Выборга, чтобы через три дня оставить осаду и уйти «не солоно хлебавши», да еще потеряв многих утонувшими в заливе. Спустя год они повторили такой же безуспешный поход, испугавшись «тележного скрипа» шведских возчиков сена. А шведы с таким же «успехом» ходили к русскому Орешку. Все эти «боевые» действия выглядят крайне несерьезно.

Особенно вызывает большое сомнение сообщение А.Шарымова от 21 января 1556 года. Как известно, граница шведских земель отделялась от русских рекой Сестрой, и никак не могла проходить в районе поселка Терийоки (Зеленогорска). Тащиться новгородцам по бездорожью вдоль залива на Выборг тоже не имело смысла, поскольку проще и легче добраться до Выборга можно было Старой русской дорогой. Вероятнее всего, что здесь, в приграничном и прибрежном местечке «воевода Петр Михайлович Щенятев и новгородский наместник Дмитрий Федорович Палецкий вели с представителями шведского короля» только мирные переговоры. Когда они ни к чему не привели, тогда русское войско по много раз хоженой Старой дороге и двинулось на Выборг. Именно по ней они шли, а не по берегу залива через Териоки, поскольку известно, что успели разорить тогда шведскую Кивеннапу, стоявшую именно на Старой дороге.

Отдельно рассмотрим «знаменитую» битву под Йоутселькя (ныне Симагино) на реке Сестре в 1555 году. Тогда комендант крепости Кивеннапа малыми силами разбил многотысячную толпу новгородцев, напавшую на шведскую территорию и разорявшую приграничные селения. Новгородцы тогда позорно бежали, но на следующий год, как ни в чем не бывало, снова напали, захватили покинутую героическим гарнизоном Кивеннапу и даже осадили Выборг, куда этот гарнизон успел передислоцироваться. Эта «знаменитая» битва под Йоутселькя видимо не попала в анналы истории и поэтому в военных академиях совсем не изучается. А вероятно потому, что это очередная местная красивая, сильно преувеличенная легенда, о которой стоит упомянуть подробнее.

Описания похода и битвы 1555г. под Йоутселькя (ныне Симагино), со ссылкой на шведские сведения, даны в двухтомной книге А.И.Гиппинга «Нева и Ниеншанц» (ч. I, СПб, 1909).  Новгородский наместник (вероятно Д.Ф.Палецкий), непонятно с чего, велел не своему воеводе Щенятеву, а некоему Ивану Бибикову собрать ополчение и напасть на шведские приграничные места в верхнем течении Сестры. Тут, говорят, были некоторые неопределенности с прохождением границы то ли по самой Сестре (Сиестар-йоки), то ли по её притоку Сиес-оя, что, мол, и вызывало многочисленные конфликты с обеих сторон. Скорее всего, это более поздняя кем-то надуманная версия, поскольку в Ореховецком договоре в главном оригинале на русском языке четко и однозначно записано: «межя от моря река Сестрея». И не о каких притоках и ручьях речи не велось. А для конфликтов можно найти любые основания, было бы желание их создать. Возможно и были какие-то недоразумения из-за клочка приграничной земли, что зачастую бывает среди государств-соседей. Так, скажем, много позднее долго велись территориальные споры по району устья реки Сестры, где строился оружейный завод и будущий город Сестрорецк.

Для нашей битвы это не столь уж и важно, отчего разгорелся сыр-бор.  Главное, что этот исполнительный Иван Бибиков собрал многочисленное ополчение аж в 30 тысяч человек, поскольку с посылкой в поход на Выборг регулярных войск были, видимо, какие-то проблемы. Кто и чем вооружал и кормил это ополчение, неизвестно. Скорее всего, собрались эти «воины» под «знамена» Бибикова только с рогатинами и дубинами. Характерно, что в этой «армии», которая собиралась штурмовать крепость, даже шведские источники не заметили ни одного орудия. Отметим, автор честно признался, что численность «армии» дана «по шведским известиям», видно русских источников он так и не нашел. Для такой «знаменитой» битвы 30 тысяч это то, что надо. Заметим, что в не такой уж знаменитой, как наша битве, именуемой Полтавская, в 1709 году Петр I выставил даже 42 тысячи солдат против 35 тысяч шведского короля Карл XII. И для своего боевого похода Бибикову пришлось, похоже, мобилизовать едва ли не половину новгородского населения.

Главком Бибиков, которому нынешние краеведы приписывают планы похода на Выборг, проявил нестандартное стратегическое мышление и зачем-то разбил свое ополчение на три или четыре отдельные толпы, которые почему-то в разных местах перешли границу, хотя путь на Выборг был всего один-единственный – Большая русская дорога. Согласитесь, что довольно странно для полководца распылять силы, вместо того чтобы их беречь и вести кратчайшим путем по Выборгскому тракту прямо к шведской крепости. Вместо этого ополченцев послали жечь, разорять селения вдоль границы и убивать местных жителей. Которых, как мы выяснили из предыдущей главы, в приграничных районах жило не густо.

Бибиков возглавил главную толпу из 12 тысяч, опять же если верить «шведским известиям». С ними он разорил деревню Йоутселькя, но тут его настигло возмездие. Комендант крепости Кивеннапа то ли Йонс Монсон, то ли Юхан Улфспарре встретил захватчиков у развилки дороги на Хаапалу. Для себя лишь отметим, что точное имя победителя той «великой» битвы потомки почему-то не сохранили. И вот этот полководец с точно неустановленным именем, собрал то ли 560 человек и 6 орудий, то ли «3 эскадрона кавалерии, 4 батальона пехоты и 5 орудий, и до 400 вооруженных крестьян» двинулся на неприятеля и «нанес ему решительное поражение». «На поле брани осталось около 900 человек убитыми, 49 знамен, 500 лошадей». У Шарымова побито до 600 русских. Новгородские ополченцы были хоть и с дубинками, но зато при немереном количестве знамен. Мол, знай наших! Хоругвий только не хватало, чего не было, того не было. Вот такая писанная легенда о той «знаменитой» битве.

Но вероятнее всего, в те мартовские дни 1555 года несколько десятков, пусть даже сотня-другая, как раньше говорили «лихих людей», возможно подкормленная и подпоенная этим Бибиковым, перешла границу и стала разорять окраину деревни Йоутселькя, там, где потом значилась финская деревня Яппинен, нынче тоже относящаяся к Симагино. От границы по реке Сестре эта толпа не успела отойти и на километр, как была атакована отрядом кивеннапского коменданта. Заметим, до волостных Кивеннап от этого места 12 километров. И как объяснить такую примитивную арифметическую задачу, как оба отряда оказались в одной точке – месте битвы – в одно время, но только один из них прошел 12 км, а другой успел одолеть только один единственный километр от границы. Ну, конечно, он ведь жег, разрушал, убивал, поэтому и задержался. Вполне возможно, но чтобы сжечь несколько деревенских домишек мифических «12 тысяч» и не требуется. Но почему-то «войско агрессора» продолжало топтаться на месте и дальше-то, вглубь территории и не собиралось двигаться. За эти несколько часов, что новгородские «заказные братки» шумели на тракте на окраине Йоутселькя, сигнал дошел до коменданта, он собрал отряд, добрался до границы, ударил по нарушителям и победил. Только вот создается еще одно впечатление, что комендант этот давно был извещен, что на другой стороны границы собирается «группа братков для разборки». Он собрал всех, кто был под рукой и с этим отрядом быстро прибыл к Йоутселькя, где занял удобную позицию на холме. Дав нарушителям немного побезобразничать, он неожиданно ударил на них и обратил в бегство. Победа его была полной, только вот вряд ли он собрал после боя «49 знамен, до 2000 штук разного оружия и 500 коней». Трофеи видимо появились спустя столетия для подтверждения весомости победы, как, впрочем, и история самой битвы, ставшей к тому времени уже «легендарной».

Открытие памятника битве при Йоутселькя 5 июля 1931 года

Почти четыре столетия эта незначительная приграничная стычка ничем не выделялась в Великом княжестве Финляндия, причем, заметим, ни в шведский, ни в русский период управления. Лишь когда в 1930-е годы независимая Финляндия готовилась к оборонительной войне со своим могучим соседом, то всплыл этот, один из многих пограничных инцидентов, успешно выигранный тогда финской стороной. Давно забытый, но реанимированный тогдашней  национальной пропагандой, он был раздут до невероятных размеров и превратился в «великую» битву. Потомки не забыли её и в 1931 году «в память о ратных делах наших предков» поставили на её месте четырехметровую пирамиду из зацементированных булыжников с надписью на гранитной плите: «11 марта 1555 года небольшое войско гарнизона крепости Кивеннапа и местных крестьян разбило на холмах Йоутселькя многочисленную вражескую армию». Этот пример с установкой памятника в целях патриотического воспитания вполне достоин уважения и подражания. Памятник благополучно дожил уже в советское время то ли до 1963, то ли до 1973 года. Ныне он снова бы почил в неизвестность, если бы не старания отдельных, подчеркнем, даже не финских краеведов. Их усилиями возвращено местной истории еще одно легендарное событие.

Только вот небольшая неувязочка получается. Наши историки не могут определить точного места, где состоялась эта битва, поэтому и памятник поставили явно наугад. На одной схеме из книги Е.Балашова «Карельский перешеек» (часть 1) он якобы стоял точно у развилки Верхне-Выборгского шоссе и дороги на Ленинское-Репино.

Кстати, это же место, в виде треугольника на развилке дорог возле Йоутселькя, показан и на схеме волости Терийоки и ближайших окрестностей из финского рекламного буклета 1937 года.

Предполагаемое место (пирамида) Йоутселькской битвы (по одной версии)

Ката-схема волости Терийоки (1937)

Так выглядит «поле битвы» сейчас (1910)

Место ныне представляет собой часть бывшего совхозного поля. Это несколько возвышенная ровная площадка холма размером метров 300х300, а далее идет пологий склон в сторону реки Сестры. Уместить на этой площадке 12 тысяч человек для рукопашного боя можно только при большом воображении, поскольку на склоне холма сражаться не только конному, но и пешему проблематично. А если представить, что 450 лет назад здесь широких совхозных полей еще не было, а холм покрывали леса и заросли кустарника, то говорить об этом месте, как поле «великого» сражения явное преувеличение.

О другом предполагаемом месте битвы говорить еще сложнее. На фрагменте какой-то финской карты (автором не указанной) с обложки другой книги Е.Балашова «Метаморфозы топонимики Карельского перешейка» (СПб, 2007) место битвы отнесено ближе к поселку Симагино.

Сейчас там лежит достаточно узкое совхозное поле размером 50х500 метров, ограниченное густыми зарослями кустарника и леса в низине. В былые времена эти заросли много мощнее, и вряд ли представляли собой интерес для места многотысячной битвы.

Предполагаемое место (скрещенные мечи) Йоутселькской битвы (по другой версии)

О поле, поле! И тут могли биться 12 тысяч пеших и конных? (2010)

Даже нынешнее состояние этой территории говорит о том, что никакого «поля битвы» здесь быть не могло. Вся потасовка шайки новгородцев с вооруженным ополчением коменданта Кивеннапы происходила на самой более-менее утоптанной проезжей дороге. Забираться с дороги в глубокие мартовские снега да в придорожные заросли и сражаться там конным и пешим можно только в фантазиях финских патриотов. Стоит вспомнить, что вся эта выдумка с установкой памятника в честь победы в «битве» под Йоутселькя принадлежала даже не финскому правительству, а командиру 1-го самокатного батальона из гарнизона Терийок подполковнику Стрембергу. По его инициативе и установили памятник в 1931 году.

Есть косвенные подтверждения того, что применить в этих местах многочисленные воинские отряды практически было невозможно. Волею судьбы полтораста лет спустя где-то здесь в 1703 году произошло еще одно сражение между шведами и русскими. Шведский отряд под командованием генерал-майора барона Абраама Кронъйорта (или Кронхъерта), начальника шведской Ингерманландской армии, насчитывал около 4000 человек (по другим данным 6800). Русских было около 8000 (Преображенский и Семеновский полки – 5000 чел. и 4 конных драгунских полков по 700-800 всадников в каждом). Русский отряд возглавлял генерал-майор Иван Чамберс, командир Преображенского полка, под общим руководством самого Петр I. Шведы держали мост и переправу через Сестру. После короткого боя шведы были отброшены от реки. «Из-за того, что дорога была слишком узкой, в этом бою могли принять участие только драгуны. Пройдя версты две, преследуя противника, они вышли на большую поляну около Йоутселькя, где обнаружили арьергард шведов. Драгуны бросились в атаку на врага…Когда же за нашей конницей показалась пехота, неприятель скрылся в лесу…В этом бою шведов было уничтожено 1000 человек, наши же потери составили 32 человека убитыми и 115 ранеными…Официальные же шведские данные о своих потерях таковы: 204 убитыми и 182 ранеными»(Амирханов Л.И. «Северная война и Карельский перешеек» в сборнике «История Сестрорецка и его окрестностей», т. I, c.59, СПб, 2006). С русской стороны в бою участвовало только около 3000 человек, а пехоте даже негде было развернуться.

Вот как изложил ход сражения сам царь в письме к «князю-кесарю» Федору Юрьевичу Ромодановскому (из «Письма и бумаги императора Петра Великого», т. 3 (1704–1705). СПб, 1893, с. 210): «Извествую вашей милости, что в 7 день сего месяца ходили мы с генералом господином Чамберсом (у которого под командою было 4 полка коных и 2 пеших) на генерала Краниорта. И на утрее в 8 часу пришел к жестокой переправе, где вышепоименованный генерал стоял, когда генерал наш послал полковника Рена с полком драгунским, который, по жестоком огню, мостом и переправою овладел, что неприятель видя (который непрестанно из 13 пушек стрелял по наших) наших дерзновение, тотчас пушки назад послал, а сам стал уступать назад.

Потом и прочие полки перебрались. Но понеже дорога была зело тесная, того для отнюдь фрунтом стать было немочно. И тако тем узким местом шли версты с две.
Потом, когда пришло поле, тогда наши драгуны сели на лошади, а неприятель тем временем ушел на гору; но когда исправились наши, тотчас пошли конные, а за ними пехота. А неприятель стал всем фрунтом на горе, и дождался, дал бой фрунт на фрунт.
Но когда пехота наша показалась из-за конницы, тогда неприятель тотчас побежал в лес; которого наши гнали до самого лесу, где зело много порубили, понеже солдаты брать живьем не хотели. Сей бой начат и счастливо совершен… только с едиными четырьмя полки; а пехота не могла поспеть, хотя зело трудилися, також и пушки.

На сем бою побито неприятелей с 1 000 человек (меж которыми зело много знатных офицеров), а подлинно знать невозможно, потому что много раненые тяжелыми ранами, разбежався по лесам, померли, а знатных увозили. О чем впредь время покажет.
А с нашей стороны убито 32 человека, да ранено 115 человек. Из Санктпитербурха в 12 день июля 1703. Piter»

О деле на реке Сестре содержится в донесении австрийского имперского резидента Оттона-Антона Плейера в Вену от 12 августа: «Что же касается русских военых операций, то… шведский генерал Кронгиорт собрал 6 800 человек и хотел прикрыть местность у Выборга и Кексгольма; он занимал очень выгодную позицию, где перед ним протекала глубокая река, однако русские, насчитывавшие всего 6 000 человек, невзирая на реку и трясину, преодолели всякое сопротивление, бросились в атаку и после короткого сражения со шпагами в руках нанесли шведам полное поражение. У Русских убито только 30 человек и ранено около 300, а у шведов 1 500 убитых, 400 попавших в плен, 27 офицеров, среди которых некоторые – из знатных семей, и потеряны орудия.

Это известие прислал также некоторым господам царь, написав его собственноручно.
Эта акция ценится здесь тем выше, что у русских было на 800 человек меньше, чем у врага, который занимал укрепленную и выгодную позицию — и все-таки был разбит.
Русских вел и командовал ими его царское величество собственной персоной, который до сражения был капитаном, но затем командовал как генерал…

Во время этого сражения, о котором я только что сообщил, чрезвычайно отличился саксонский полковник (по имени Ренне) со своим драгунским полком. Вскоре после этого произошло второе сражение, когда 400 драгунов наткнулись на 3 000 солдат разбитого в предыдущей акции шведского корпуса, внезапно напали на них и выбили их из их ложементов» (Шарымов А.М. «Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год. Книга исследований», СПб, 2004).

Страница петровских «Ведомостей» от 18 июля 1703 г. с сообщением о сражении на Сестре-реке

Последнее сообщение относится, судя по всему, к походу отряда Ивана Бахметева, который добрался до Сестры уже после разгрома Кронъйорта, нагнал его арьергард и напал на него.

Историк А.М.Шарымов в своей книге приводит также сведения из сочинения флигель-адъютанта императора Александра I историка Дмитрия Бутурлина «Военные походы россиян в XVIII столетии». Написанное по-французски в 1819г., оно было переведено на русский язык генерал-майором Хатовым. Здесь тоже говорится об отсутствии подходящего места для сражения, ввиду чего с обеих сторон использовалась только часть войск. А ведь по численности их было все же меньше, чем при «знаменитой» битве при Йоутселькя да и время было летнее, снега не мешали биться и на обочинах дороги.
Карта-схема сражения при реке Сестре 7 июля 1703 г. из книги Шарымова

Описание Бутурлина интересно тем, что он ссылается в нем на труд Адлерфельда «Военная история Карла XII» и на «Жизнь Карла XII» Гебеля, использовавших подлинные шведские источники: «Петр I… выступив из Петербурга с Гвардейскими полками и 4 полками драгунов, всего с 6 000 человек, пошел на Систербек. Шведский авангард под начальством Майора Леиона, встреченный Россиянами 9 июля (Шведский календарь расходился тогда с российским на два дня, то есть столкновение с русскими войсками произошло именно 7 июля) в 7 часов утра , по сю сторону Систербекского дефиле, который лично был защищаем Генералом Кронгиортом с корпусом около 4 000 человек и 13 пушками;Шведская же кавалерия, по невозможности действия в местах, окружающих Систербек, поставлена была далее назади, на местоположении более открытом.

Российский полковник Ренне с драгунским полком своим, составлявший авангард, невзирая на сильный огонь Шведов, овладел мостом на реке Сестре, что и понудило Генерала Кронгиорта к отступлению, дабы спасти свой обоз и Артиллерию. Неприятельская пехота постепенно отступала… Хотя местоположение здесь было открытее прежнего, но все еще столь тесно, что Россияне принуждены были строиться в 8 линий. Леса, окружающие оное, были столь густы, что российские драгуны не могли очистить места Гвардейской пехоте, за ними следовавшей; почему она принуждена была оставаться назади, без всякого участия в сражении… Урон Шведов в сем деле простирался до 400 человек, выбывших из строя. Россияне потеряли 250 человек».

А.Шарымов привел и карту-схему передвижения русских и шведских войск в день сражения, с некоторой собственной реконструкцией тех событий. Как видно из этой карты-схемы, генерал Кронъйорт со своим войском стоял именно на нынешнем Восточно-Выборгском (Верхне-Выборгском) шоссе – на левом берегу Сестры в районе тогдашних селений Яппинен и Йоутселькя (там, где ныне располагается поселок Симагино).

Так победой русских войск завершилась эта битва при Сестре-реке, но в отличие от финнов, потомки тех русских, что победили здесь шведов в 1703 году, не удосужились отметить место победной битвы своих предков каким-либо памятным знаком. Да и местные краеведы больше описывают победную для шведов битву при Йоутселькя, чем поражение генерала Кронъйорт от русских войск. Такая вот странная избирательность в выборе событий, не говоря уж об элементарной неблагодарности потомков!

В настоящем разделе сделана попытка критически рассмотреть некоторые бросившиеся в глаза «исторические сведения» и дать им, по мере возможности, объективную оценку. Приведенные доказательства вполне достаточны для того, чтобы считать их легендами местного значения. Особенно это относится к «древней и легендарной» Куоккале, якобы известной со времен Ореховецкого мира. Можно с большой долей уверенности предположить, что похожих по своей достоверности событий местной истории еще немало. Другие легенды и мифы еще ждут своего часа.